ВОРОН

Эдгар Аллан По (1845)
перевод М. Зенкевича (1946)


   Как-то в полночь, в час угрюмый, утомившись от раздумий,
Задремал я над страницей фолианта одного,
   И очнулся вдруг от звука, будто кто-то вдруг застукал,
   Будто глухо так застукал в двери дома моего.
"Гость, - сказал я, - там стучится в двери дома моего,
                 Гость - и больше ничего".

   Ах, я вспоминаю ясно, был тогда декабрь ненастный,
И от каждой вспышки красной тень скользила на ковер,
   Ждал я дня из мрачной дали, тщетно ждал, чтоб книги дали
   Облегченья от печали по утраченной Линор,
По святой, что там, в Эдеме, ангелы зовут Линор,-
                 Безыменной здесь с тех пор.

   Шелковый тревожный шорох в пурпурных портьерах, шторах
Полонил, наполнил смутным ужасом меня всего,
   И, чтоб сердцу легче стало, встав, я повторил устало:
   "Это гость лишь запоздалый у порога моего,
Гость какой-то запоздалый у порога моего,
                 Гость - и больше ничего".

   И, оправясь от испуга, гостя встретил я, как друга.
"Извините, сэр иль леди, - я приветствовал его, -
   Задремал я здесь от скуки, и так тихи были звуки,
   Так неслышны ваши стуки в двери дома моего,
Что я вас едва услышал", - дверь открыл я: никого,
                 Тьма - и больше ничего.

   Тьмой полночной окруженный, так стоял я, погруженный
В грезы, что еще не снились никому до этих пор;
   Тщетно ждал я так однако, тьма мне не давала знака,
   Слово лишь одно из мрака донеслось ко мне: "Линор!"
Это я шепнул, и эхо прошептало мне: "Линор!"
                 Прошептало , как укор.

   В скорби жгучей о потере я захлопнул плотно двери
И услышал звук такой же, но отчетливей того.
   "Это тот же стук недавний, - я сказал, - в окно за ставней,
   Ветер воет неспроста в ней у окошка моего,
Это ветер стукнул ставней у окошка моего, -
                 Ветер - больше ничего".

   Только приоткрыл я ставни - вышел Ворон стародавний,
Шумно оправляя траур оперенья своего;
   Без поклона, важно, гордо, выступил он чинно, твердо,
   С видом леди или лорда у порога моего,
На Паллады бюст над дверью у порога моего
                 Сел - и больше ничего.

   И очнувшись от печали, улыбнулся я вначале,
Видя важность черной птицы, чопорный ее задор.
   Я сказал: "Твой вид задорен, твой хохол облезлый черен,
   О зловещий древний Ворон, там, где мрак Плутон простер,
Как ты гордо назывался там, где мрак Плутон простер?"
                 Каркнул Ворон: "Nevermore."

   Выкрик птицы неуклюжей на меня повеял стужей,
Хоть ответ ее без смысла, невпопад, был явный вздор:
   Ведь должны все согласиться, вряд ли может так случиться,
   Чтобы в полночь села птица, вылетевши из-за штор,
Вдруг на бюст над дверью села, вылетевши из-за штор,
                 Птица с кличкой "Nevermore."

   Ворон же сидел на бюсте, словно этим словом грусти
Душу всю свою излил он навсегда в ночной простор.
   Он сидел, свой клюв сомкнувши, ни пером не шелохнувши,
   И шепнул я вдруг, вздохнувши: "Как друзья с недавних пор,
Завтра он меня покинет, как надежды с этих пор".
                 Каркнул Ворон: "Nevermore!".

   При ответе столь удачном вздрогнул я в затишье мрачном,
И сказал я: "Несомненно, затвердил он с давних пор,
   Перенял он это слово от хозяина такого,
   Кто под гнетом рока злого слышал, словно приговор,
Похоронный звон надежды и свой смертный приговор
                 Слышал в этом "nevermore".

   И с улыбкой, как вначале, я, очнувшись от печали,
Кресло к Ворону придвинул, глядя на него в упор,
   Сел на бархате лиловом в размышлении суровом,
   Что хотел сказать тем словом Ворон, вещий с давних пор,
Что пророчил мне угрюмо Ворон, вещий с давних пор,
                 Хриплым карком: "Nevermore."

   Так, в полудремоте краткой, размышляя над загадной,
Чувствуя, как Ворон в сердце мне вонзал горящий взор,
   Тусклой люстрой освещенный, головою утомленной
   Я хотел уже склониться на подушку на узор,
Ах, она здесь не склонится на подушку на узор
                 Никогда, о nevermore!

   Мне казалось, что незримо заструились клубы дыма
И ступили серафимы в фимиаме на ковер.
   Я воскликнул: "О несчастный, это Бог от муки страстной
   Шлет непентес, исцеленье от любви твоей к Линор!
Пей непентес, пей забвенье и забудь свою Линор!"
                 Каркнул Ворон: "Nevermore."

   Я воскликнул: "Ворон вещий! Птица ты иль дух зловещий!
Дьявол ли тебя направил, буря ль из подземных нор
   Занесла тебя под крышу, где я древний Ужас слышу.
   Мне скажи, дано ль мне свыше там, у Галаадских гор,
Обрести бальзам от муки, там, у Галаадских гор?"
                 Каркнул Ворон: "Nevermore."

   Я воскликнул: "Ворон вещий! Птица ты иль дух зловещий!
Если только Бог над нами свод небесный распростер,
   Мне скажи: душа, что бремя скорби здесь несет со всеми,
   Там обнимет ли в Эдеме лучезарную Линор -
Ту святую, что в Эдеме ангелы зовут Линор?"
                 Каркнул Ворон: "Nevermore."

   "Это знак, чтоб ты оставил дом мой, птица или дьявол! -
Я вскочив, воскликнул. - С бурей уносись в ночной простор,
   Не оставив здесь, однако, черного пера, как знака
   Лжи, что ты принес из мрака! С бюста траурный убор
Скинь и клюв твой вынь из сердца! Прочь лети в ночной простор!"
                 Каркнул Ворон: "Nevermore!"

   И сидит, сидит над дверью Ворон, оправляя перья,
С бюста бледного Паллады не слетает с этих пор;
   Он глядит в недвижном взлете, словно демон тьмы в дремоте,
   И под люстрой в позолоте на полу он тень простер,
Никогда душой из этой тени не взлечу я с этих пор
                 Никогда, о nevermore!

-- КОНЕЦ --


Back

© The ILP Project 1998-2014